поэзия психологии любви и творчества
Как Исаак Дунаевский изобрёл виртуальную любовь до появления Интернета
И звестен лишь один сомнительный комплимент дарованию Исаака Дунаевского, прозвучавший из уст его современника Дмитрия Шостаковича: «Я не могу не испытывать сожаления по поводу того, что блестящая увертюра к картине «Дети капитана Гранта», открывшая новую сторону таланта композитора, не повлекла за собой продолжения работы в этом плане».
Isaak_Dunaevskij_-_Uvertyura_iz_kinofilma_Deti_kapitana_Granta
В прочем, еще сильнее обыкновенных романов Дунаевского занимали иные, как бы сейчас сказали — виртуальные. Эта тайная и полная скрытой эротики жизнь начиналась глубокой ночью, когда расходились гости, укладывались спать домашние, отпускала работа. Дунаевский садился за письменный стол, брал чистый лист — и писал, изводил километры бумаги, выворачивая наизнанку душу. Потом перечитывал, правил, запечатывал исповедь в конверт и отправлял. Кому? Их было около пятнадцати — молоденьких девушек, в разное время вступивших в эту волнующую игру. Инженер Людмила Райнль, студентка Людмила Вытчикова, химик Раиса Рыськина — вылавливая их письма из тысяч и тысяч приходящих к нему восторженных отзывов, Исаак Осипович каким-то внутренним чутьем определял потенциальных партнерш по интимной переписке. (продолжение ниже - Ю.К.)
ПОУЧИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
КОМПОЗИТОРА ДУНАЕВСКОГО
==============================================
быть самым первым песенником и самым богатым
еще не счастье... счастье - это быть счастливым
прочитал с интересом
Хотя и с некоторым раздражением
если композитор заявляет публично студентам
«Крадем мы все товарищи но надо знать где и у кого»
Это раздражает... а когда узнаешь
что при демонстрации фильма бразильского
«Капитан армии Свободы» все услышали
мелодию песни "Легко на сердце от песни веселой..."
хотя звучал с экрана - гимн мексиканских героев «La Adelita»
да еще и то ли правда а то ли легенда Илья Ильф крикнул в зале:
и не важно кричали так или не кричали важен факт
беззастенчивого использования чужой славной мелодии...
а тут еще и диктаторство в доме
Жена терпела что он приводил женщин
для приятного как он думал вероятно провождения ночи
- а жене объяснял что это необходимо для работы
дескать это поднимало вдохновение
да и последние мгновения его - умер за роялем
когда он перебирал письма неизвестных женщин
что приходили наверно мешками
он им писал что уже возраст и не верит в любовь
а они уверяли - что еще не поздно
т.е. он был несчастен и искал женщину
с которой бы мог успокоиться...
все это так не интересно и так трагично
что и комментировать больше нечего
поучительно - что быть самым первым песенником
и самым богатым еще не счастье...
счастье - быть счастливым
и счастье - это не гоняться безуспешно за любовью
а любить и быть любимым
да и в творчестве не ограничивать себя ничем...
============
К ак правило, сразу просил прислать фотографию: по его собственному признанию, чем красивее была девушка, тем с большим энтузиазмом он ей писал. Обо всем: о музыке, творчестве, здоровье, любви. Поучая, делился сомнениями, воспевал, воспитывал. С каждой у него были свой тон, своя интрига. Ссоры, примирения, тонкие эротические игры — этот мир выдуманных страстей волновал его, кажется, больше, чем реальные отношения с женщинами. «Часто в моих ночных беседах с вами мои фантазии поднимались до «телесных» осязаний, до иной любви... Наша «транспространственная» близость, с одной стороны, волнует меня, доставляя какое-то неведомое наслаждение, а с другой — мучает сознанием какой-то греховности, как тайный порок», — писал он Людмиле Райнль. Э та девушка, единственная из всех, совершила роковую ошибку — попыталась превратить страсть из эпистолярной в реальную. Приехала в Москву, напросилась на встречу, пришла к нему домой. Дунаевский был настолько потрясен нарушением правил игры, что не смог даже как следует притвориться. Несколько неловких часов наедине, проведенных в натужных разговорах о прекрасном, остались в памяти обоих сплошным кошмаром. Потом в письмах они пытались смягчить тяжелое впечатление от «невстречи», вернуть былую близость. Людмила упрекала маэстро в том, что он ни разу не попытался ее поцеловать, он неловко оправдывался: «Я не нашел в себе «мужского» отношения к вам...»
"...Когда я пою о любви без предела, о людях, умеющих верить и ждать, о гроздьях душистых акации белой, тебе я спешу эту песню отдать..."
В конце 1951 года со скоростью лесного пожара по стране распространилась странная и страшная весть: сын композитора Дунаевского приговорен к расстрелу за изнасилование и убийство. Мол, дело было так: ночь, роскошная загородная дача, подвыпившая компания «золотой молодежи», верховодит которой Евгений Дунаевский, буйный разгул... И все бы сошло им с рук, не окажись жертва дочерью известного актера Мордвинова. А в газетах об этом не сообщают... Ну потому что не сообщают! Потому что такие вещи нельзя рассказывать напрямую, но намеки-то — вот же они! Намеки-то есть! Вот же — черным по белому, про безобразное поведение сына Дунаевского, обернувшееся гибелью советской девушки!
Когда через три с половиной года Исаак Дунаевский умер, молва мгновенно приписала ему самоубийство. Из-за сына, разумеется. Этот триллер в коллективной памяти дожил до наших дней. Против него оказались бессильными как опровержения родственников и коллег, так и здравый смысл — ведь Евгений Дунаевский не только не был расстрелян, но даже не получил никакого тюремного срока. А дочь актера Мордвинова умерла от туберкулеза задолго до 1951 года, причем в пятилетнем возрасте. В этой истории правдой было только то, что действительно погибла девушка и действительно все это ускорило смерть Исаака Дунаевского — человека, которого, казалось, не должны были коснуться никакие бедствия и горести, счастливчика и триумфатора, самого советского из всех советских композиторов...
ЖОНГЛЕР МЕЛОДИЯМИ
1935 год. Москва принимает первый международный кинофестиваль, встречает залетных кинозвезд почти на равных — ведь совсем недавно создатели советской джаз-комедии «Веселые ребята» привезли из Венеции главный приз и европейскую славу. Марш Дунаевского из этого фильма — «Легко на сердце от песни веселой...» — распевали французы, итальянцы, американцы и «разные прочие шведы».
И вот на фестивальном кинопросмотре в «Ударнике» собралась свежеиспеченная элита Страны Советов. Кто в мехах, кто в скрипящей коже, кто в щеголеватых военных мундирах. Картина «Капитан армии Свободы» о мексиканских партизанах вызывает в зале искренний отклик: вождь повстанцев Панчо Вилья ведет соратников на Мехико. Сверкая из-под сомбреро белозубыми улыбками, они запевают «La Adelita», и зрители испытывают настоящий шок: мелодия гимна мексиканских героев поразительно похожа на «Марш веселых ребят». А снят-то мексиканский фильм раньше! Существует много версий последовавших событий. Одна из них особенно эффектна. «Дунаевский, вы здесь? — якобы кричал на весь зал Илья Ильф. — Вы слышите меня? Вы — подлец и вор!»
Вряд лив действительности все было так театрально. Но нельзя отрицать, что внезапное появление песни-двойника нанесло репутации и самолюбию композитора жестокий удар. Скандал замяли, и явно не без приказа сверху — именитым критикам, поспешившим выступить с обличениями, даже пришлось извиниться. Объяснения композитора были такими: он, мол, не видит ничего плохого в том, что использовал в работе над музыкой к фильму как американские джазовые композиции, так и напетые вернувшимся из-за океана режиссером Александровым мексиканские народные мелодии.
Оправившись от пятиминутки позора, Дунаевский продолжает свой потрясающий музыкальный аттракцион. Никак иначе нельзя назвать удивительное жонглирование мелодиями, которые возникают у него, кажется, без всяких усилий — как шарик из рукава фокусника. Леонид Утесов, однажды понаблюдав за тем, как Дунаевский импровизирует за роялем, настолько свято уверовал в его гениальность, что при первой возможности переманил Дуню, как его все называли, из Московского театра сатиры к себе, в Ленинградский мюзик-холл. А когда Утесова пригласили сниматься в «Веселых ребятах», поставил ультиматум: «Музыку будет писать только Дунаевский». Дуня не подкачал — о его способности в одну ночь создать настоящий хит ходили легенды. Это был человек-аврал: любил тянуть до последнего, чтобы потом за сутки, выкуривая сигарету за сигаретой, выдать безусловный шедевр. Щуплый, уже лысеющий, с быстрыми движениями и юным смехом, он все время на виду. Днем Дунаевского видят на съемках фильма «Цирк», вечером — в павильонах, где снимается картина «Дети капитана Гранта», ночью он расписывает «пульку» с друзьями и сочиняет очередную оперетту...
В апреле 1938 года на экраны вышел кинофильм «Волга-Волга», Любовь Орлова пела: «Красавица народная, как море, полноводная...» — и люди в кинозалах, словно заколдованные, шевелили губами и уносились под музыку Дунаевского в несуществующий мир беззаботных улыбок, всеобщего равенства и изобилия. Безоговорочный триумф! Ни один композитор еще не достигал таких высот массового влияния — с помощью семи нот он легко заражал оптимизмом миллионы.
А вот серьезные музыканты его нарочито не замечали. Возможно, привкус предательства ощущали потому, что этот удачливый мелодист изначально был для них свой — консерваторское образование, прошлое подающего надежды скрипача... Еще в захолустном украинском городке Лохвица не слишком состоятельный отец юного Исаака, мелкий банковский служащий ЦалеЙосеф Симонович Дунаевский (позже сын произведет себе от двойного отцовского имени отчество Осипович), раздобыл ему драгоценную скрипку Амати — лишь бы мальчик развивал свой великий талант... И Исаак начал было развивать... С такого человека и спрос больше — не то что с других советских песенников, порой не знающих толком нотной грамоты.
Известен лишь один сомнительный комплимент дарованию Дунаевского, прозвучавший из уст его современника Дмитрия Шостаковича: «Я не могу не испытывать сожаления по поводу того, что блестящая увертюра к картине «Дети капитана Гранта», открывшая новую сторону таланта композитора, не повлекла за собой продолжения работы в этом плане».
Чуткий Шостакович ударил по самому больному — всю жизнь Исаак Осипович мучился комплексом вины перед оставленной за ненадобностью классической музыкой. «Я могу написать симфонию, я могу написать оперу...» — твердил он как заклинание в разных своих выступлениях на публике, по поводу и без. А потом следовали многочисленные «но»: нет хорошего либретто, нет героя, да и время требует другой музыки. «Я хотел бы видеть, что написал бы Чайковский о колхозной бригаде!
Я хотел бы слышать, какую музыку написал бы Римский-Корсаков, если бы Шехерезада была челночницей фабрики имени Ногина!»
— отчаянно оправдывался он в письме к знакомой. Впрочем, в письмах Дунаевский изрядно рисовался. С этими письмами вообще все было очень непросто...
ПРОСТО ТАК И ПО ПЕРЕПИСКЕ
В самом начале войны из Москвы на восток отправился странный поезд. Комфортабельный, полный жизнерадостных красивых женщин и холеных мужчин, он выглядел как-то нелепо на фоне эшелонов с бронетехникой и переполненных беженцами товарняков. Ноев ковчег — так называли свое временное пристанище артисты ансамбля песни и пляски железнодорожников, которым в ту пору руководил Дунаевский. Двадцать два долгих месяца колесили они по унылой российской провинции, летучими концертами поддерживая боевой дух тыла и изнемогая от жары, холода и скуки.
С Исааком Осиповичем купе делит молчаливая женщина с тонким породистым лицом — Наталья Гаярина, танцовщица, с которой у композитора многолетние, мучительные и запутанные отношения.
Роман на излете, Дунаевский не отталкивает ее лишь из жалости. Но на этом благородство заканчивается: новая страсть настолько сильна, что скрывать ее нет никакой возможности. Юная темноглазая красавица Зоя Пашкова едет в том же вагоне, и ее присутствие пьянит уже немолодого маэстро как хорошее вино.
А где-то в Новосибирске, в эвакуации, ждет писем от мужа Бобочка — жена, мать пока единственного сына Жени.
Зинаида Судейкина, в прошлом известная балерина, давно смирилась с изменами мужа. Он сумел объяснить ей, что влюбленность нужна ему для вдохновения. И если влечение между супругами угасло — а это случилось уже в середине 30-х, — нет необходимости разрушать семью. Оставаться друзьями, самыми близкими людьми, родителями дорогого Генички — вот что предложил жене Дунаевский. И Зинаида приняла эти непростые условия, гостеприимно распахивала двери перед пассиями супруга, которых он порой приглашал на семейный ужин, вела светские беседы, улыбалась, шутила. А потом плакала ночами,
и слезы эти замечал только Женя...
Ситуация усложнилась, когда в конце войны Зоя Пашкова объявила о своей беременности. К этому Дунаевский готов не был: «Жизнь моя сложна и мучительна. В 1945 году, 15 января, у меня родился второй сын от другой, моей фактической жены. Зовут его Максим. По-латыни «maximus» значит «самый большой». И это действительно одно из самых больших и самых мучительных моих переживаний...» Так начались его метания между двумя семьями: днем Дунаевский проводил время с Зоей Пашковой и Максимом, вечером возвращался в тесно заставленное мебелью семейное гнездо на Можайском шоссе, где его ждали верная Зинаида и обожаемый Геничка. По прихоти судьбы дело отца продолжил, посвятив себя музыке, вовсе не любимый первенец, а второй, внезапно свалившийся на голову ребенок. Композитор Максим Дунаевский вспоминает, как в детстве, живя с бабушкой на даче, ждал приезда родителей. Они появлялись нечасто — внезапно врывались цыганским табором, всегда с шумной компанией друзей, наполняя дом хохотом, музыкой, табачным дымом. И так же быстро уезжали, забирая с собой легкий и манящий флер богемной жизни.
Исааку Дунаевскому слишком трудно было отказать себе в удовольствиях. И уж во всяком случае ему никак не удавалось устоять против хорошеньких танцовщиц! В те времена танцовщицы были примерно тем же, чем сейчас сделались модели: тренированное тело идеальных пропорций, царственная осанка, кошачья походка — такие женщины во все времена особенно привлекали маленьких мужчин с большими амбициями. Вот и для Дунаевского внешность в чувственных отношениях значила все. Даже жене он как-то признался, что в браке с ней «удовлетворен эстетически». Когда богиня теряла свою красоту, Дунаевский становился невыносимо жестоким и мог сказать, словно ударить: «Как вы подурнели!» Именно такими словами композитор приветствовал в больнице перенесшую брюшной тиф актрису Лидию Смирнову. А ведь еще недавно девушка с очаровательными ямочками на щеках, героиня фильма «Моя любовь», была для него центром мироздания! Когда она однажды навестила его, Дунаевский в избытке чувств бегал из комнаты в комнату и восклицал: «Солнце пришло! Солнце пришло!»
НЕУДАЧНАЯ ШУТКА
Ему многое сходило с рук. И неразбериха в личной жизни, и огромные гонорары... Как-то раз Сталин пришел в бешенство, узнав, сколько денег Исааку Осиповичу государство платит каждый раз, когда его песни исполняются по радио. Результатом стало распоряжение об отмене авторских за вторичное использование музыки, написанной для театра и кино. Хотя запрет касался многих, по сути, это был удар по Дунаевскому. Пришлось вмешаться лучшим людям страны во главе с любимцами Сталина — режиссерами Григорием Александровым и Михаилом Роммом. Их коллективное письмо заставило непреклонного вождя отменить приказ.
Но в 40-х годах с Дунаевским что-то произошло. Казалось бы, ему, председателю Ленинградского отделения Союза композиторов, очень повезло, что он вовремя уехал с музыкальным поездом и не попал в блокаду Ленинграда, где вдоволь хлебнули бед многие его друзья и коллеги... И все-таки война что-то в нем сломала. Во всяком случае, за четыре страшных года Исаак Осипович «выдал на-гора» лишь две-три действительно яркие песни, среди которых, кстати, была и «Моя Москва». Народ же распевал чужие шедевры — «Катюшу», «В землянке» и «Темную ночь»...
Победный 1945-й Дунаевский встречал уже в другом статусе — ансамбль железнодорожников стал его единственным местом работы, Лазарь Каганович — единственным высоким покровителем, а 106-метровую квартиру в Ленинграде пришлось сменить на 48-метровую «трешку» в Москве, на Можайском шоссе. Туда вошла едва ли половина привезенной из Питера громоздкой мебели красного дерева, часть пришлось отправить на дачу, а архив — в рабочий кабинет в Доме культуры железнодорожников. В общем, труба пониже и дым пожиже...
Пришли другие кумиры, и даже триумф «Кубанских казаков» не смог вернуть Дунаевскому былого блеска. 50-летие стало для композитора настоящей трагедией. Утром 30 января 1950 года Исаак Осипович одну за другой разворачивал центральные газеты и не верил своим глазам: ни одного поздравления, ни одного упоминания! Это было немыслимо. «Больно мне, обидно, что советская пресса ни одной строчкой до сих пор не обмолвилась о моем юбилее, — жаловался Дунаевский своей «ночной» корреспондентке Раисе Рыськиной. — 29-го в «Правде» помещен портрет Зинаиды Кротовой, новой абсолютной чемпионки по конькам. К портрету дан большой очерк о первенстве. Кто же мне ответит на мой горький вопрос: неужели это было важнее моего 50-летия, юбилея композитора, который, как гласили приветствия, является запевалой советского народа?»
С этого момента в жизни Дунаевского резко изменилась тональность. Теперь все его силы и мысли были направлены на то, чтобы удержаться на когда-то легко покоренной высоте. Коллеги по цеху, почувствовав, что бронзовый кумир закачался, не упускали случая ужалить. «Иссяк Осипович», «композитор Надоевский», «Были когда-то и мы ИсакАми...» — эти сомнительные остроты передавались из уст в уста и буквально добивали Дунаевского. А потом сам он умудрился весьма неудачно пошутить, выступая перед студентами Горьковской консерватории. Сказал вдруг (словно его за язык кто-то тянул!): «Крадем мы все, товарищи, но надо знать, где и у кого». Видно, позор 20-летней давности с маршем «Веселых ребят» до конца его не отпускал... Шутка вышла мэтру боком — его откровения, особенно неуместные в разгар борьбы с космополитизмом, вызвали волну газетной травли. А тут вдобавок эта история с сыном...
На самом деле не было, конечно, ни изнасилования, ни зверского убийства. 7 ноября 1951 года Женя (учившийся тогда во ВГИКе) собрал компанию на даче во Внукове. Исаак Осипович с женой уехали поздно вечером в Москву, чтобы не мешать детям веселиться. Вечеринка затянулась, и Женя ушел спать на второй этаж, оставив друзей догуливать внизу. Среди гостей была и актриса Татьяна Конюхова, тогда еще юная студентка. По ее словам, ночью в дом вдруг ворвалась милиция. Женю разбудили и, скрутив, увезли в отделение. Выяснилось, что несколько участников вечеринки — два парня и две девушки, — взяв без спросу ключи от машины Евгения, отправились кататься по обледеневшей дороге. Прогулка закончилась трагически: автомобиль перевернулся, одна из девушек погибла на месте. Разобравшись, милиционеры Евгения отпустили. Но из института он вылетел — «за организацию попойки». В газетах тогда их семью изрядно потрепали — что и породило дикие домыслы. Через полвека после происшедшего Евгений Дунаевский, уже известный художник, писал: «Я до сих пор несу на своих далеко не атлетических плечах тяжелую ношу сплетен и слухов...»
Члены оргкомитета Союза советских композиторов (слева направо): Ю. А. Шапорин, Н. Я. Мясковский, И. О. Дунаевский, Р. М. Глиэр. 1939 г.
Это была расплата — за успех, талант, сравнительно беззаботную жизнь, легкое дыхание, с которым Исаак Дунаевский шел по жизни так долго. История, казалось бы, ничем непоправимым для их семьи не кончившаяся (от Дунаевского вскоре отстали, сын поступил в Суриковское училище и со временем сделался очень недурным художником). И все же она превратила Исаака Осиповича из крепкого энергичного мужчины в немощного старика. Вдруг начали отказывать ноги, болело сердце, было трудно дышать. Врачи потребовали, чтобы Дунаевский отказался от курения, что стало еще одной большой проблемой. «Самое страшное, что я привык любое свое занятие, любую работу, даже любой разговор сопровождать курением, — жаловался Исаак Осипович. — Я не могу сейчас работать, а работать надо. Я пишу вам это письмо и хватаюсь все время за карман, где лежали папиросы». Незадолго до смерти он побывал в Ленинграде, где начиналась его слава. Публика принимала хорошо, но настроение было испорчено в первый же день, когда билетерша, знавшая композитора еще во времена его работы с Утесовым, всплеснула руками: «Батюшки! Как вы постарели!»
Исаак Дунаевский умер внезапно, от сердечного приступа, 25 июля 1955 года, в своей квартире. На рояле остался лежать нотный листок с недописанным музыкальным номером из оперетты «Белая акация», а на столе — письмо. Это было очередное послание очередной подруге по переписке Людмиле Вытчиковой. Дунаевский успел закончить его за несколько мгновений до смерти. Так что его последние в жизни слова и мысли остались запечатленными на бумаге: «Как же можно считать и думать, что в вашем возрасте может угаснуть интерес к жизни? Конечно, с годами меняются интересы и желания, но они всегда остаются. ... Будьте здоровы и радостны...»
Он был один дома: жена и домработница отлучились, сын проходил практику на Севере — писал портреты полярников. Именно в тот день юноша провалился под лед и только чудом сумел выбраться. «Словно меня кто-то вытолкнул наверх», — рассказал Евгений. Мистическим образом это происшествие совпало с уходом отца — практически минута в минуту...
И. Бондарева
смотреть в журнале на малом экране
Исаак Дунаевский
Кто из россиян старшего и среднего поколения не знает жизнерадостной музыки классика советской песни и оперетты композитора Исаака Осиповича Дунаевского, которая из кинофильмов "Весёлые ребята", "Дети капитана Гранта", "Цирк", "Моя любовь", "Светлый путь", "Кубанские казаки" и оперетт "Вольный ветер", "Белая акация" на всю жизнь запала в наши души. Но что, кроме чудесной музыки вызывало у меня особый интерес к Исааку Дунаевскому? Его имя и личность. Всю мою почти тридцатилетнюю службу советского офицера с "пятой графой" я начисто отвергал советы "доброжелателей" изменить моё имя, Исаак, "более благоприятным" для наиболее успешной военной карьеры, и оставался его тезкой. Был также его земляком: будущий композитор родился и рос в уездном городке Лохвица на Полтавщине, а я, правда, на треть века позже – в областном центре Полтаве, где посчастливилось встречаться с его родной сестрой Зинаидой Осиповной Дунаевской.
Увидеть Исаака Дунаевского довелось лишь однажды, когда в 1945 году в разрушенную фашистами Полтаву приехал выступать руководимый им Ансамбль песни и танца Центрального Дома железнодорожников. Его концерт состоялся в актовом зале чудом уцелевшей школы. Да ещё какой концерт! Все его номера были связаны темой недавней Победы. А в моей памяти остался небольшого роста грустный дирижер в черном костюме. Но когда он поднял свои трепетные руки, вмиг началось подлинное волшебство Искусства. Затаив дыхание полтавчане, недавно пережившие гитлеровскую оккупацию и возвратившиеся из эвакуации, слушали фронтовые советские песни, песни американских и английских солдат: "Путь далёкий до Типперери", "Зашел я в чудный кабачок"… Тогда впервые я услыхал потрясающую душу песню Дунаевского о Москве ("Я по свету немало хаживал…"). С тех пор о советской, а ныне российской столице написано немало песен, но эта остается лучшей.
В конце сороковых годов прошлого века я, старшеклассник русской мужской школы (в то время образование было раздельное) после уроков часто перебегал через улицу Шевченко к дверям соседней украинской женской средней школы № 1, где преподавала физику Зинаида Осиповна. Хотелось хотя бы взглядом проводить спешащую домой с большим портфелем в руках сестру любимого композитора. Тогда, в то нелёгкое и смутное время она смотрелась очень пожилой женщиной, хотя ей было лишь около пятидесяти, и была одета, как большинство полтавчан, довольно бедно. А когда, случалось, попадался ей (она знала нашу семью) на глаза, останавливала и строго спрашивала о моих оценках…
В те годы мы, городские подростки, завороженные музыкой Исаака Дунаевского, Гленна Миллера, Бенни Гудмена, по многу раз бегали в кинотеатр на "Весёлых ребят", восхищались зарубежными музыкальными фильмами "Джордж из Динки – джаза", "Серенада Солнечной долины"… И "заболели" джазом. Руководитель школьного духового оркестра, стараясь поддержать юных "трубачей", набрался смелости и добился разрешения у директора школы организовать небольшой джаз-оркестр, куда бы, кроме духовых инструментов, вошли скрипка и мой аккордеон, на котором я учился в музыкальной школе. После долгих совещаний было дано "добро". И вскоре зазвучала в джазовой обработке популярная мелодия Дунаевского из кинофильма "Моя любовь", в которой мне было доверено сыграть сольную партию. Зная, что я немного знаком с Зинаидой Осиповной, новоиспеченные джазисты ("лабухи", как мы себя называли) снарядили меня в соседнюю школу, чтобы она согласилась прослушать в нашем исполнении произведение своего брата. После неоднократных хождений и просьб, она обещала прийти на репетицию. И зашла. А наша игра "Песни о любви" ("Звать любовь не надо…") так понравилась Зинаиде Осиповне, что она расчувствовалась, пожала каждому руку и искренне поздравила с успехом. Вскоре эту лирическую мелодию, щедро "оснащённую" синкопами, мы "слабали" на городском смотре художественной самодеятельности. Весь зал нам бурно аплодировал. И мы с нетерпением ожидали решения жюри. Но через несколько дней в областной партийной газете "Заря Полтавщины" наше выступление было охарактеризовано "космополитическим", "низкопоклонством перед Западом", а джаз-оркестр был немедленно распущен.
В 40-х – начале 50-х годов в стране, особенно на Украине, разразился открытый "шабаш" государственного и бытового антисемитизма. О жизни и творчестве Исаака Дунаевского ни в книжках, ни в газетах ничего не писали. Более того, по указке Кремля в центральной прессе появились статьи, порочащие популярного в народе композитора. Даже бывшие коллеги начали травлю, обвиняя его в космополитизме, отрыве от жизни, пропаганде джаза и преклонении перед Западом. Но когда кольцо травли вокруг беспартийного Дунаевского сжалось до предела, открыто и смело поддержал и защитил его председатель Союза композиторов СССР Тихон Хренников. Он пошел в ЦК партии и рискнул сказать в лицо главному партийному идеологу Жданову такие слова: "Я говорю… о первом композиторе, который приблизил советскую музыку к народу, я говорю об Исааке Дунаевском…". Сравнительно недавно стало известно содержание тогдашнего телефонного разговора Зинаиды Осиповны с братом: – "В период этой кутерьмы я позвонила Исааку из Полтавы и спросила его о самочувствии. – Зиночка, – ответил он мне, – я отвык молиться. Если ты не потеряла этой способности, то помолись нашему еврейскому Богу за русского Тихона – я ему обязан честью и жизнью".
Встречая Зинаиду Осиповну, я ловил каждое её слово о знаменитом брате. Однажды спросил: – "На каком языке в детстве Исаак общался дома и знал ли он еврейский язык"? Зинаида Осиповна взмутилась неуместному, на её взгляд, вопросу. – "Он свободно разговаривал и читал на идиш, хорошо знал Библию, даже знал наизусть молитвы на древнееврейском языке. А когда в 1934 году в Харькове умер наш папа, Исаак приехал из Ленинграда на похороны и читал "Кадиш" (поминальную молитву И.Т.) по отцу". Однако, если в наших беседах заходила речь о личной жизни брата, отделывалась репликами типа: "Ну что Исаак, он работает в Москве, я – здесь…". Теперь, спустя много лет, думается, Зинаида Осиповна, хорошо понимая влюбчивый характер брата и возвышенные чувства ко многим женщинам, знала о сложностях его семейной жизни и частых любовных увлечениях, которые ей, провинциальной учительнице, были не по нутру.
Лишь через десятилетия после смерти композитора в моей домашней библиотеке появились первые статьи, воспоминания, брошюры, сборник "Избранные письма И.О. Дунаевского". В конце 80-х увидела свет обстоятельная книга о творчестве композитора его биографа Наума Шафера, а недавно, к 50-летию со дня смерти Дунаевского, этот же автор выпустил в издательстве "ЭКО" книгу "Если вам нужны мои письма…". Со всех уголков страны любимому композитору шли сотни взволнованно-благодарных писем (особенно женских!), и на каждое, а они вдохновляли его на создание новых замечательных песен, он непременно отвечал. Но о детстве и юности Исаака Дунаевского, то есть об истоках его творчества, в письмах, статьях, воспоминаниях и книгах тогда можно было узнать очень немного. В этом, признаюсь, частично я виню и себя. В шестидесятых годах я активно увлёкся журналистикой, которая затем стала частью моей жизни. И очень жалею, что ежегодно приезжая в отпуск к родителям в Полтаву, у меня ни разу не возникло желание сесть в рейсовый автобус и поехать на родину Исаака Дунаевского в Лохвицу, чтобы своими глазами увидеть дом его родителей (если он уцелел) и, если повезет, поговорить с оставшимися в живых после войны его старыми приятелями по школе, соседями… Казалось, что эта возможность упущена безвозвратно. Но нет…
Летом 2008 года в американском городе Саутфилд (штат Мичиган), я беру интервью у бывшего офицера–подводника Балтийского флота, Лазаря Львовича Селектора. Оказалось, что он родился в Лохвице. Мой восторг легко представить!
– Скажите, может быть, вы знали Исаака Дунаевского?
– Как композитора? Конечно, кто его не знал. А лично, к сожалению, нет. Я родился в 1921 году, семья Дунаевских к тому времени переехала в Харьков. Но мой отец, Лейвик Иосифович, рассказывал мне, что хорошо знал эту большую еврейскую семью.
– Если можно, расскажите, пожалуйста, подробней о ней.
– В маленькой тихой Лохвице в то время дружно жили украинцы, евреи, поляки. Летом по воскресеньям в городском саду играл духовой оркестр. Мой отец работал приказчиком в хозяйской лавке и часто общался с главой зажиточной семьи Дунаевских, Цали Симоновичем, который работал кассиром в местном "Обществе взаимного кредита" и владел небольшим цехом по выпуску фруктовых вод. В их семье было шестеро детей (пять сыновей и дочь). Их мама, Розалия Исааковна, которую дети очень любили, хорошо пела, играла на фортепиано и скрипке. А её брат, дядя Самуил, считался местным композитором и здорово играл на гитаре и мандолине. Летом из распахнутых окон их дома всегда слышалась музыка. Всё это, наверное, и повлияло на выбор детьми профессии. Мальчики впоследствии стали музыкантами, композиторами, дирижерами, а девочка – учительницей. Маленький Исаак (после рождения его полное еврейское имя Исаак Беру Иосиф Цалиевич. И.Т.) уже в раннем детстве проявил себя как настоящий вундеркинд, подбирал по слуху на рояле еврейские и украинские песни. Их он слышал дома, на улице, в городском саду. Будущий композитор с раннего детства был особенно пленен задушевными еврейскими и украинскими песнями, которые он слышал в исполнении своей матери. Она пела, аккомпанируя себе на фортепиано. О том, насколько сильны были детские впечатления у Исаака, можно судить по поздравительной телеграмме, которую он послал много лет спустя своей любимой 80-летней маме: "Сердечно поздравляю тебя, дорогая мамочка, крепко обнимаю, целую, желаю только одного: чтобы мы ещё много лет слышали твоё пение украинских песен и видели, как ты танцуешь мазурку. Твой сын". После того, как семья Дунаевских покинула Лохвицу и переехала в Харьков, мой отец продолжал работать в хозяйской лавке, и за товаром (одеждой, обувью, предметами домашней утвари) часто ездил в Харьков. А на ночлег обычно останавливался в доме у старых знакомых, в тогда уже обедневшей семье Дунаевских.
Во время Гражданской войны на Украине было неспокойно. Деникинцы и местные банды совершали грабежи и убийства. Однажды, закупив товар и беспокоясь за его сохранность в дороге, отец попросил Цали Симоновича Дунаевского дать ему в помощь кого-либо из сыновей. Среди них самым самостоятельным и равнодушным к каким-либо удобствам был худенький, невысокого роста и очень впечатлительный гимназист Исаак. Он также обучался в консерватории игре на скрипке, и никогда не разлучался с ней. Студент без уговоров согласился во время каникул сопровождать вместе с моим отцом хозяйский товар в родной город, где остались друзья детства. Приходилось ночью сторожить тюки, с железнодорожных вагонов грузить их на подводы. А, прибыв на место, и не успев как следует отдохнуть от опасной и утомительной дороги, Исаак брал свою скрипку, выходил на улицу и начинал играть веселые и грустные еврейские и украинские мелодии. Собирались девчата и ребята, бывшие соседи. Восхищаясь игрой знакомого с детских лет "парубка", они пели песни, танцевали, а после импровизированных концертов сердечно благодарили скрипача за его талант и доброту, обнимали, целовали, предлагали зайти в хату отобедать, приглашали остаться на ночлег. Исаак с радостью направлялся туда, где его ждали молодые, "гарные девчата"… Летние вояжи юного Исаака в родной городок, его уличные "концерты" и любовные увлечения продолжались до окончания учебы в консерватории, где, как говорили, каждой хорошенькой студентке он посвятил любовный романс".
Я поблагодарил Лазаря Львовича за интересные, ранее неизвестные воспоминания, которые пролили новый свет на юные годы и истоки творчества Исаака Дунаевского. Да, с юношеских лет его любили женщины. Но не за внешность. Ведь он не был ни высок, ни красив. Любили за его талант, доброту и, наверное, за неизменное восхищение женской красотой… Однолюбом он не был. Окончив в Харькове с золотой медалью гимназию, а через год и консерваторию, Исаак влюбился, женился, и тут же развелся. И где бы он в дальнейшем ни работал, в театрах и на эстраде Харькова, Ленинграда, Москвы, этот грустный и светлый композитор, сочинявший гениальную жизнерадостную музыку, везде по-настоящему влюблялся. Свои романы "на стороне" он называл поисками маленькой красоты. В каждой женщине Исаак видел только прекрасное и радостное, а женская красота вдохновляла его на создание множества таких же красивых мелодий.
В Москве молодой композитор влюбился в красавицу – балерину Зиночку Судейкину. Она писала стихи, пела, увлекалась живописью, и он был от неё без ума. Вскоре они поженились. Как обещали друг другу, навсегда.
Однако новобрачным жить в столице было негде, и они отправились "на заработки" в Крым. Как молодые супруги жили в Симферополе, видно из письма Дунаевского: "Бобочка" (так он её называл) сейчас лежит в постели (уже двенадцать часов) и болтает без конца, декламирует какие-то свои стихи. Занимается вышиванием и дошла до высокой степени художества. Рисует пейзажи у меня на столе, за что ей достается. Какое светлое создание!"
В Симферополе денег на жилье они не заработали, и пришлось мужу возвратиться в Москву, где его пригласили возглавить музыкальную часть в Театре сатиры, а "Бобочку" отправить к ее родственникам в деревню Андреевку. Супруга в деревне узнала, что в столице Исаак увлекся какой-то дамочкой. Но муж писал жене: "Есть во мне жизнерадостность и, естественно, доза молодой ветрености. Ну, какое это имеет значение, что одинокий мужчина иначе проводит время, чем в присутствии жены. Твои слова о том, что нам все труднее становится расставаться, я целиком разделяю". Это он писал от чистого сердца!
Когда в Москве о Дунаевском стали говорить, как о талантливом композиторе, Леонид Утесов приглашает его в Ленинград на должность музыкального руководителя и главного дирижёра мюзик-холла. Утесов, узнав о семейных проблемах Исаака, срочно "выписал" его красавицу-жену из деревни Андреевка в город на Неве, устроил ей шумную встречу на вокзале – с пролеткой и музыкантами... Зиночка была счастлива, а вскоре, в 1932 году "подарила" любимому мужу сына – Евгения, будущего известного художника.
В одной компании Исаак познакомился и влюбился в танцовщицу, такую же высокую и яркую блондинку, как и его жена, Наталью Гаярину. Зинаида Сергеевна об этом узнала. И в течение пяти лет Дунаевский буквально разрывался между двумя любимыми женщинами.
Потом, наконец, перестал Наталье звонить, а жене написал записку: "Никакая сила новой страсти не в состоянии отвратить мои чувства от тебя".
Сколько новых влюблённостей было у Исаака Осиповича никто не знает… Но известно, что одной из них была и очень популярная советская киноактриса Лидия Николаевна Смирнова. Героиней фильма "Моя любовь" он был очарован. Каждый день отправлял ей телеграммы и цветы! Притом требовал, чтобы она откликалась на каждую его весточку: "Ты должна знать все, все мое, что рождается во мне, что живет, дышит, хорошее это или плохое".
Он даже предложил Лидии Смирновой стать его женой. Но она отказала: у нее была своя судьба. При следующей встрече Исаак Осипович жестко сказал ей: "Я вас больше не люблю!".
По-настоящему он любил только свою жену, Зинаиду Сергеевну, любил всю жизнь. Она это понимала, хотя и страдала. И он тоже страдал, страдал… и вновь влюблялся и постоянно заводил романы платонические, и не только платонические… Это была тоже танцовщица (солистка балета столичного военного Ансамбля песни и пляски имени А.В. Александрова) и тоже красавица, Зоя Ивановна Пашкова. Она была моложе Дунаевского на 24 года. В начале победного 1945 года в этой любви рождается сын Максим. Отец по тогдашнему закону не мог дать ему ни своего отчества, ни своей фамилии. Только после его смерти ныне известный композитор обрел отчество– Исаакович и фамилию – Дунаевский.
Зоя Ивановна посещала дом Дунаевских, и у неё даже сложились добрые отношения с Зинаидой Сергеевной. И сыновья Евгений и Максим тоже сдружились. Но во всем этом явно чувствовалась нервозность и безысходность. В последний год своей жизни Исаак Дунаевский буквально метался между двумя семьями. В одном из писем он писал своей знакомой: "Выдержу ли собственные терзания? Хватит ли сил?". В конце концов ему удалось выхлопотать для себя и гражданской жены квартиру на улице Огарёва и купить ей дачу в Снигерях… Но до новоселья ему дожить не пришлось. В такой, с самой юности до самой смерти, бурной даже горькой, но любви, и в постоянной потребности сочинять волшебные мелодии прошла его жизнь. Исаак Дунаевский – автор 11 оперетт, 3 балетов, изумительной музыки к 18 кинофильмам и более 100 песням умер 25 июля 1955 года на подмосковной даче от сердечного приступа во время работы над завершением музыки к оперетте "Белая акация". Ему было пятьдесят пять лет. Вот как описывал прощание с ним известный московский журналист Эдуард Графов: "Хорошо помню ясный солнечный день 1955 года. Большой зал консерватории, ряды кресел убраны. Посреди зала на постаменте гроб, в нем покинувший нас композитор. Вокруг стояли женщины, красивые женщины, известные певицы, артистки. Они очень плакали. А поодаль сидела на стуле маленькая старушка, вся в черном, безмолвствовала. Вдруг она встала, воздела руки, черная шаль крыльями опала по ее рукам. И она, эта птица, нет, не зарыдала, она невыносимо застонала... Это была главная, самая любимая женщина в его жизни – мама Розалия Исааковна, женщина бесконечно добрая и набожная".
Прошли годы. В конце 60-х годов я, кадровый офицер, приехал из высокогорного гарнизона в очередной отпуск к родителям. Отдыхал, прогуливаясь по утопающим в зелени полтавским улицам. У Центральной почты навстречу мне, прихрамывая, шла старушка. Пригляделся и с трудом узнал сестру любимого композитора, Зинаиду Осиповну. Поздоровался. Представился. Удивительно, но она меня вспомнила. Спросил об её здоровье.
– Честно говоря, паршивое.
– Может быть, хоть чем-нибудь могу помочь?
– Не в этом дело. Недавно приехала из Москвы, была на Ново – Девичьем кладбище, на могиле Исаака. И то, что увидела, до глубины души покоробило: несмотря на лето, его могила и памятник оказались всеми забыты: ни веночка, ни цветочка… А ведь своим женам и детям Исаак оставил на долгие годы немалые средства, московские квартиры, машины, дачи… Не верится, что забыли его они, друзья и многочисленные поклонники…
Вразумительного ответа на беспокойство этой старой заслуженной пенсионерки я тогда дать не мог. Лишь подумал, чем её успокоить, и вдруг в ушах зазвучал великолепный "Школьный вальс", музыку которого, думаю, Исаак Осипович не мог сочинить, не вспоминая любимую сестру-учительницу. Я ласково обнял Зинаиду Осиповну и, несмотря на недоумённые взгляды прохожих, тихонько пропел:
Промчались зимы с вёснами,
Давно мы стали взрослыми,
Но помним наши школьные деньки.
Летят путями звёздными,
Плывут морями грозными
Любимые твои ученики…
Его любимая жена Зинаида Сергеевна Судейкина после смерти мужа тяжело заболела и находилась без движения до кончины в 1979 году. Гражданская жена Зоя Ивановна Пашкова, мать сына Максима, погибла в автомобильной катастрофе 30 января 1991 года – в день рождения Исаака Дунаевского. В 2000 году умер его старший сын замечательный художник Евгений. Именно он был хранителем и наследником всего того, что было связано с именем отца. Последними его словами были: "Папа, я скоро к тебе приду". Его похоронили на Ново-Девичьем кладбище, где покоится его отец (на фото: памятник И.О. Дунаевскому, 2000 г.). Его младший сын, Максим Дунаевский, по его же выражению, "взял от его отца его влюбчивость", и в этом отношении пошёл ещё дальше: приобрёл привычку "очень часто жениться (имел шесть жён, живёт с седьмой)", что не помешало ему в конце ХХ века также стать в России известным композитором. Памяти отца он посвятил свой новый мюзикл "Весёлые ребята". Но популярности папы он всё же не достиг…
В дни 100-летнего юбилея об Исааке Дунаевском и его музыке лучше всех сказал режиссер театра и кино Александр Белинский: "…ещё раз хочу напомнить, какого замечательного, бессмертного соловья из Лохвицы имело наше Отечество. Музыка его будет звучать всегда…".
Памятник Дунаевскому (2000 г.), фото Ю. Медведева
1902, Андреевка Змиевского уезда Харьковской губернии, Российская империя - 1979, Москва
Балерина, жена композитора Исаака Дунаевского.
Родилась в небогатой дворянской семье. В 1910 году переехала в Петроград к сестре матери. Училась в Театральном училище по классу хореографии. Вместе с ней учился Георгий Баланчин, в будущем известный танцовщик. Когда началась разруха, Баланчин предложил Зинаиде ехать вместе с ним в Европу. Она осталась в России. Сначала вернулась домой в Харьков, работала танцовщицей-солисткой в оперетте. Потом с гастролями изъездила многие южные города, зарабатывая себе на жизнь. Взяла себе творческий псевдоним Михайлова.
Позже приехала в Москву к сестре Клавдии. В 1925 году вышла замуж за Исаака Дунаевского и в этом же году начала работать в Теаре сатиры, в котором проработала до 1931 года.
В 1932 году родился сын Евгений. В 1933 году поступила в джаз знаменитого Скоморовского, но из-за болезни сына прервала контракт.
Исаак Дунаевский написал не один десяток хитов, получив от потомков прозвище Красный Моцарт. О том, как рождались на свет произведения, пережившие автора, рассказывают его биографы и сын, композитор Максим Дунаевский.
"Будь здорова, гражданка корова"
Имя Дунаевского стало известно широким массам, после того как он написал музыку к фильму "Веселые ребята" (1934).
Заказ сделать первую музыкальную кинооперетту как наш ответ Голливуду шел от Сталина, - поясняет Максим Дунаевский. - Отца сразу же пригласили писать музыку. Еще до того как был выбран режиссер - им стал Григорий Александров.
Композитор быстро сочинил музыку, в том числе "Марш веселых ребят". Но слов в марше долго не было.
Первые попытки написать текст не увенчались успехом, - рассказывает писатель Федор Раззаков. - Тогда кинематографисты обратились в "Комсомольскую правду", на страницах которой объявили конкурс: готовится фильм, есть музыка, нужны слова. На призыв откликнулись многие поэты. Но написанные ими стихи плохо ложились на музыку. В архиве Григория Александрова сохранились разные варианты, в том числе курьезные. Поскольку песню по сценарию должен был петь пастух, предлагался даже такой текст: "Так будь здорова, гражданка корова, счастливый путь, уважаемый бугай".
"Марш веселых ребят" зазвучал даже во время парадов на Красной площади. Его назвали маршем века. А ведь выход фильма сначала оказался под угрозой срыва из-за ареста Николая Эрдмана и Владимира Масса - сценаристов фильма. Ленту положили на полку. Однако в 1934-м картину увидел Горький. Предложил заменить рабочее название "Джаз-комедия" на "Веселые ребята" и пригласил к себе на дачу создателей картины. На просмотр прибыл Сталин. Вождь вынес вердикт: "Хороший фильм. Посмотрел, будто в отпуске побывал".
Гонорар за "Веселых ребят" Дунаевский получил лишь спустя почти год по окончании работы. И потом в шутку приводил разговор с женой. "Мы стали лучше жить". - "Как ты это заметила?" - "Соседи стали чаще просить в долг".
Сталин был недоволен песней про себя
- "Волга, Волга" - один из самых любимых фильмов Сталина, - рассказывает Максим Дунаевский. - Но отец не считал себя любимым композитором Иосифа Виссарионовича, хотя, безусловно, вождь его знал и выделял.
Биограф Дунаевского Наум Шафер и вовсе пишет, что музыка Дунаевского Сталину нравилась, но самого композитора вождь недолюбливал: раздражала его популярность и разочаровала маловыразительная "Песня о Сталине", которая не могла сравниться с вдохновенной "Песней о Родине" ("Широка страна моя родная"). Когда в 1937 году генсеку включили на патефоне только что написанную "Песню о Сталине", кто-то из числа ближнего круга ее похвалил: мол, композитор приложил весь свой талант, чтобы создать музыку, достойную великого вождя.
Да, товарищ Дунаевский приложил весь свой замечательный талант, чтобы эту песню о товарище Сталине никто не пел, - заметил в ответ "отец народов".
Песню народ действительно не запел.
Композитор и его женщины
Исаак Дунаевский был натурой азартной и увлекающейся во всем, включая женщин. Несмотря на неброскую внешность, ему удавалось покорять сердца самых красивых барышень. Правда, в 19 лет он пережил сердечную драму, влюбившись в замужнюю 40-летнюю актрису Веру Юреневу. Она приняла ухаживания юнца и даже предложила ему написать для нее музыку, а потом его внезапно бросила.
"Встрече с ней я обязан одним из лучших моих произведений - музыкой к "Песни песней". Она лежит у меня далеко спрятанной как нежное и хрупкое воспоминание далекой и печальной моей любви", - писал Дунаевский.
Тогда брошенный музыкант нашел утешение - скоропалительно женился на студентке университета Марии Швецовой и буквально через год развелся. Второй раз женился на балерине Зинаиде Судейкиной, сочинил для нее сольные номера. Она считалась его законной женой, хотя, помимо нее, у композитора были любовницы и гражданские жены. Зинаиде композитор объяснял, что любовные романы нужны ему для вдохновения. И супруга терпела...
В 1929 году Дунаевский увлекся женой знакомого актера Павла Поля - актрисой Лидией Петкер. Судейкиной донесли новость. В письме ей Дунаевский покаялся, сообщив, что "сотня женщин не заменит один твой золотой волос".
С 1943 года и на протяжении пяти лет его гражданской женой стала танцовщица Наталья Гаярина. Зинаида Сергеевна об этом знала. Дунаевский буквально разрывался между двумя любимыми женщинами.
Наконец перестал Наталье звонить, а жене написал записку: "Никакая сила новой страсти не в состоянии отвратить мои чувства от тебя".
Однако после расставания с Гаяриной у Дунаевского случился роман со звездой советского кино Лидией Смирновой. Они познакомились во время съемок фильма "Моя любовь". Через год кипучих страстей Дунаевский предложил Смирновой выйти за него замуж, но, получив отказ, прекратил с ней всякие отношения и вернулся в лоно семьи, - рассказывает Федор Раззаков.
До интернета изобрел виртуальную любовь
Реальные романы не мешали композитору вести любовную переписку с поклонницами, у которых сразу просил выслать фото. Как подметил один из исследователей его жизни, Дунаевский изобрел виртуальную любовь до появления интернета.
"Я любил Вас и Ваши письма, как люблю жизнь и солнце", - писал он Людмиле Райнль, инженеру. Но когда она, проникшись, однажды приехала к Дунаевскому, тот испытал почти раздражение. Он вовсе не желал путать любовь по переписке с реальными страстями.
В браке с Судейкиной у Исаака Осиповича родился сын Евгений, ставший не композитором, а художником. В 1945 году у Дунаевского от гражданской жены, 19-летней балерины Зои Пашковой, появился на свет сын Максим, унаследовавший музыкальные гены отца.
Мне исполнилось десять лет, когда папы не стало. Поэтому воспоминания остались детские, отрывочные. Он был прекрасный, заботливый отец. Привил мне любовь к музыке, - говорит Максим Дунаевский.
Последние годы жизни Исаак Осипович метался между двумя семьями. Выхлопотал для молодой гражданской жены квартиру в композиторском кооперативе, купил ей дачу в Снегирях. Вскоре должно было состояться новоселье, но маэстро не дожил. Утром 25 июля 1955 года он умер от сердечного приступа.
На рояле остался лежать нотный листок с недописанным музыкальным номером из оперетты "Белая акация", а на столе - письмо. Это было очередное послание очередной подруге по переписке...
Зинаида Судейкина после смерти мужа перенесла инсульт, ее парализовало. Она была обездвижена до смерти в 1979 году. Гражданская жена Зоя Пашкова в 1991 году погибла в автомобильной катастрофе. Это случилось 30 января, в день рождения Исаака Дунаевского.
СПРАВКА "КП"
Исаак Дунаевский родился в Лохвице на Полтавщине в еврейской семье, в которой все музицировали и любили музыку. Полное его имя - Исаак Бер Иосиф Бецалев. В семь-восемь лет Исаак давал концерты соседям, к десяти начал сочинять первые пьесы. Окончил Харьковскую консерваторию. Кстати, все его пять братьев также связали свою судьбу с музыкой, но народного признания добился только он. Друзья называли Дунаевского Дуней.
Исаак Осипович написал музыку к 28 фильмам, 62 драматическим спектаклям, а также 13 оперетт и несколько балетов.
Самые известные песни: "Песня о Родине" ("Широка страна моя родная"), "Сердце, тебе не хочется покоя", "Ой, цветет калина", "Каким ты был, таким остался", "Летите, голуби, летите!", "Дорогая моя столица".
ДОСЛОВНО
"В нашей переписке есть неведомое наслаждение и ощущение тайного порока"
Из писем Людмиле Райнль:
"Мне вспоминается когда-то читанная стихотворная сказочка, кажется, Лидии Лесной (была такая поэтесса!). Вот примерное содержание:
Японец японку любил очень сильно,
Он нежно ее целовал.
Когда ее не было, он плакал обильно
И горько тосковал.
Он поверял ей свои нежные тайны,
Он с ней по-японски говорил.
Но однажды
Он с негритянкой ей изменил.
"Как? - все вскричали. -
Японец японке изменил?"
Да, но... ведь он же
Негритянке не поверял нежных тайн своих,
Он нежно ее не целовал!
Ведь он же по-японски с ней не говорил!
Значит? Значит, он не изменил!
Нравится Вам эта сказочка?"
"Посторонний человек может принять такие слова за любовь. А ведь мы с Вами бесполые, платонические корреспонденты. Любовь? Гм! Черт побери, как это называется! Может быть, я хочу, чтобы Вы были полностью увлечены мной? Может быть, я хочу, чтобы Вы светились великолепными ощущениями "транспространственного" общения со мной?"
"Вы изволили совершенно точно заметить, что в нашей переписке и наших отношениях есть какое-то неведомое наслаждение и ощущение... тайного порока".
КОНФУЗ
А мелодию "спартизанил"
В 1935 году в Москве открылся первый международный кинофестиваль, распахнувший двери западным звездам.
В кинотеатре "Ударник" демонстрировался привезенный из-за рубежа фестивальный фильм о мексиканских партизанах "Капитан армии Свободы", в котором главный герой Панчо Вилья с соратниками на экране громко запевает марш мексиканских революционеров La Adelita. Зрители зашептались: звучавшая мелодия очень напоминала "Марш веселых ребят", который к тому времени знала вся страна. Ходила легенда, будто Илья Ильф из зрительного зала крикнул: "Дунаевский, вы - подлец и вор!"
По горячим следам некоторые критики публично обвинили композитора в плагиате. Но конфликт, грозивший вылиться в международный, быстро погасили сверху. Критики принесли извинения. Дунаевский выступил с объяснениями, что не видит ничего страшного в использовании в работе над музыкой к фильму американские джазовые композиции и мексиканские народные мелодии. А песню, из которой потом получился "Марш веселых ребят", ему напел вернувшийся из-за границы режиссер Александров, снимавший фильм о мексиканской революции.
Умер Евгений Дунаевский, замечательный художник, старший сын великого композитора Исаака Дунаевского. По необъяснимому стечению обстоятельств это произошло в дни столетнего юбилея его знаменитого отца. Последними его словами были: "Папа, я скоро к тебе приду". 45 лет назад в день смерти своего отца, тогда еще студент художественного института имени Сурикова, Евгений Дунаевский в далекой северной экспедиции провалился под лед, и странным, необъяснимым образом был вытолкнут кем-то или чем-то из пучины вод на поверхность. Ровно в это время за много тысяч километров от него в Москве разорвалось сердце его отца, а Евгений, как он рассказывал, именно в этот момент увидел на небе яркое сияние. Только внешне его жизнь была легкой и приятной, обусловленной его положением - талантливый сын великого композитора. Однако на самом деле именно Евгению Исааковичу пришлось вынести всю тяжесть нелепейших слухов, обрушившихся на него буквально с ранней юности. Возможно, именно это повлияло на то, что широкая публика так и не узнала, сколь талантливым и самобытным художником был Евгений Исаакович, замечательный "станковист" с редким образным дарованием. Об этом знали только его ближайшие друзья. Именно благодаря ужасным слухам, преследовавшим художника, при жизни Евгения не было устроено ни одной его крупной персональной выставки. Последняя его работа - символическая картина "Современники", на которой изображены три гения, на взгляд художника, определивших облик и судьбу Серебряного века: Блок, Ахматова и Мейерхольд. Огромное монументальное полотно - уникальный труд Евгения Дунаевского, над которым он трудился более 10 лет. Именно эта программная работа стала его художественным подвигом и крестом. По складу своего характера Евгений Исаакович сам принадлежал к героям Серебряного века - внешне мягкий, изумительно обаятельный, он был человеком очень твердого характера и неиссякаемого оптимизма. Уже зная, что обречен, и тяжело страдая, он ни разу не пожаловался на сильнейшие боли. Врачи говорили, что первый раз сталкиваются с такой сильной личностью и такой тягой к жизни. Буквально последние силы он отдал тому, чтобы юбилей его отца прошел достойно. И чтобы неизвестная музыка композитора Дунаевского зазвучала вновь. Именно Евгений оказался хранителем и наследником всего того, что было связано с жизнью и творчеством композитора Дунаевского. Теперь сын и отец соединились. Похоронят Евгения Дунаевского на Новодевичьем кладбище, там, где покоится его отец. Отпевание художника состоится в храме Воскресения Словущего в Брюсовом переулке в четверг, 3 февраля, в 12 часов.